Демократия Цезаря или сон в зимнюю ночь.

  Краткое введение:
  Середина февраля. Самый разгар гражданской войны. Многочисленное войско Помпея вязло в болотах, от чего несло большие потери. Цезарь, со своей небольшой, но фанатично преданной ему армией, перешел Рубикон и стоял на пороге Рима.
   Шел четвертый день передышки перед решающей схваткой.
  Помпей, зыбкой власти которого оставалось жить считанные недели, как мог, поднимал, изнуренный войной, падший дух граждан Рима. По крайней мере, так это восприняли римляне. На самом же деле, он занимался своим обычным, любимым делом - раздавал награды и, с непринужденным видом, пил вино, громко посмеиваясь над свежими  городскими анекдотами.

  А в это время где-то недалеко от Рима:
  Цезарь ходил из стороны в сторону, теряя терпение. Вести с фронтов запаздывали. Он еще не знал, что посланные на поля сражений, лучшие математики-счетоводы сбежали в Рим за теми самыми наградами, на тот самый банкет, который устроил в их честь безмятежный Помпей.
  Наконец, тяжелые двери его опочивальни отворились, и на пороге возник претор Лепид. Римский градоначальник тяжело выдохнул, тем самым показывая Цезарю, что его информация слишком весома и стоит весьма дорого.
  - Не тяни! - несдержанно закричал Диктатор, грубо оценив начальный вес информации по внешним признакам Лепида, - Сколько на этот раз?
  - Математики насчитали 138 тысяч легионеров, но по моим оценкам, твоя армия насчитывала 190 тысяч новобранцев, - уверенно, не моргнув глазом, дабы не лишиться его в мгновение ока, отвечал Лепид и дрожащей рукой протянул Цезарю свиток с аккуратно выведенной на нем кругленькой суммой.
  Цезарь сосчитал круги на свитке, и мысленно положив их на чашу весов, сравнил их вес с мученическим вздохом Лепида. Чаша не просто качнулась в сторону свитка, она с грохотом ударилась о диктаторский мозг. Ничуть не удивившись такому факту, Цезарь лукаво усмехнулся и, пригласив гостя на балкон, указал на левый берег Рубикона.
  - Ты думаешь, я настолько глуп? - усмехнувшись, спросил Диктатор и обернулся к теряющему дар речи градоначальнику, - Где, по-твоему, поместились все эти люди? Ты с правым берегом не перепутал?
  - Перепутал... - испуганным голосом произнес Лепид и, судорожно собирая раскатывающиеся по полу нули, тут же поспешил оправдаться, - ...но колесницы, Диктатор! Их аренда нынче дорогая...
  - Какая аренда? Это мои колесницы! - иронично прервал претора Цезарь и гневно продолжил, - Ты не ходи вокруг да около, а так и скажи, что эти твои новобранцы решили на моей войне, которую, я должен заметить, для них же стараюсь, как раб на галерах пашу, устраиваю, заработать! Иди и скажи им, что денег не будет. Не время сейчас. Граждане Рима не простят нам такого расточительства. Ты свою цифру видел? Это же убийственно для казны. Да и казны у меня нет. Вот Рим возьмем, тогда и поговорим о награде.
  - Но, Цезарь, - собрав остатки воли в кулак, противился Лепид, - люди будут крайне не довольны твоим решением и разойдутся по домам. А впереди еще тяжелейшая битва, назначенная тобой на 23 февраля. Если мы проиграем, то гражданам Рима будет гораздо хуже, нежели потерять часть своих налогов на военные нужды Великого Цезаря!
  Цезарь на мгновение задумался, а претор тут же заметил, что его кружки потихонечку возвращаются на место, занимая свое законное место в платежной ведомости. Лепид решил прийти на выручку диктатору и вынул заранее приготовленный козырь:
  - Мы это обставим несколько иначе. В финансовом отчете никакие выплаты фигурировать не будут. Это будет выглядеть как штраф «За превышение оговоренного количества легионеров». Я, как законный представитель Рима, вверенной мне властью, устанавливающей порядок баталий, тебя оштрафую. Комар носа не подточит. Ни один римлянин не заподозрит нас в растрате.
  - А легионеры? - заинтересовавшись предложенной версией, спросил Цезарь.
  - А что легионеры? - ухмыляясь, отвечал претор, - Много ли их дойдет до Рима живыми? Да и одержав победу, тебе уже не нужно будет оправдываться перед жалкими людишками, не достойными даже одного твоего светлого волоса.

 Цезарь машинально погладил лысеющую голову, мысленно перебирая скромный остаток сохранившихся волос.
  - Ну хорошо, - опустив руку, согласился Диктатор, - эта часть плана мне понятна. Логика присутствует. А дальше? Пополнять казну мы за чей счет будем? Тут надо бы хорошенько подумать.
  - А что тут думать, - воскликнул претор, - в сенате уже давно лежит законопроект «Налога на роскошь». Войдем в Рим и заставим сенаторов его провести. Это не сложно при нынешнем его составе.
  - Допустим, - задумчиво согласился Цезарь и, встрепенувшись, потребовал, - но чтобы не поднять новую волну недовольства граждан, нужно четко и корректно определить критерии и принципы, по которым этот налог будет взиматься для того, чтобы он ни в коем случае не затронул средний класс. Он должен касаться только бедных римлян! И нужно заранее определить, что для них является роскошью, чтобы и с нашей стороны не было недомолвок, и они не говорили потом, что они чего-то там не слышали, как у нас любят говорить некоторые граждане.
  Сказав это, Диктатор снова впал в некую нерешительность. Он повернулся лицом к месту, где еще недавно стояли его легионы и, вынув свой короткий меч из ножен, положил его на перила, заставляя претора усиленно думать:
  - Но как же мы тогда казну соберем? Что можно взять с бедного плебея? Жалкие крохи, рваные, стоптанные сандалии? - размышлял вслух, озадаченный своим решением Цезарь.
  - Позвольте, Великий, - прервал его Лепид, пытаясь каким-то образом, устранится из диалога, - может быть, я пока приготовлю чай? У меня с собой припасены остатки вкусного пирога.
  - Пирог! - воскликнул Цезарь и резко обернулся, едва не разрезав претора пополам острым, как лист гладиолуса, клинком,  - Пирог! - триумфально повторил Диктатор, схватив Лепида за плечи, - Ты помнишь 90-е годы, когда бизнес нередко сводился к "дележу государственного пирога"? А ведь мы одним взмахом (Цезарь описал своим мечом круг в воздухе) можем убить сразу четыре(!) антилопы. И плебеев успокоим, и патриции облегченно вздохнут, избавившись, наконец, от плебейских нападок. И страницу истории перевернем и казну с лихвой наполним! Надо так, чтобы общество действительно приняло эти варианты закрытия проблем 90-х гг., нечестной, прямо скажем, приватизации. Это может быть разовый взнос или что-то еще.
  - Гениальная идея, - поспешил с похвалами претор, но несколько остудил пыл диктатора, - однако довольствуются ли плебеи, поддерживающие враждебно настроенных к нам проконсулов, такими небольшими уступками со стороны патрициев? Тем более что трое из четверых заговорщиков выступили с идеей выборности судей посредством плебисцита. Неподконтрольные судьи, пересмотрев итоги тех лет, наверняка захотят отобрать все, а не какой-то там разовый взнос.
  - Никакого, мать твою, плебисцита в своем Риме я не допущу! - резко оттолкнув Лепида в сторону, наливаясь кровью, гневно произнес Цезарь, - Может они меня еще и демократию установить попросят? Жалкие полуфеодальные животные, вылезшие из узкого мирка строительства собственного благосостояния...
  - Они и просят, - продолжил прерванную мысль Цезаря претор.
  - Что просят? - выйдя из собственных раздумий, переспросил Диктатор.
  - Демократию, - ехидно, принимая сторону Диктатора, ответил Лепид, - они сами толком не знают что это такое. Но, ты же знаешь, Гай, как у нас в Риме бывает. Если эти неграмотные плебеи что-то такое услышали, их уже не остановить. Им же не важно, что требовать, лишь бы требовать. Так дай им это.
  - Что дать? - недоумевал Цезарь.
  - Демократию, - улыбнувшись, спокойно ответил Лепид.
  - Да я и сам не знаю что это, - возразил Цезарь, вознося руки к небу, - как я могу обещать то, чего сам не понимаю и чему сам не следую? Я даже слово это только сейчас выдумал, а ты хочешь, чтобы я им что-то дал.
  - А ты запиши, - упорствовал претор, - придумай правила! Возьми за основу старые общественные устои и назвав это лжедемократией, прикрути к ним пару новых механизмов, ну, типа тех, о которых ты мне только что сказал. Ты ничего не хотел слышать о выборности судей? Так зафиксируй это на бумаге. Запрети выборность судей, но разреши плебеям свободно судиться между собой, а по особым дням жаловаться судье даже на патрициев. Запрети плебисцит, но разреши подавать прошения от имени не менее 100 тысяч плебеев. Ты не обязан выполнять их требования, но зато ты получишь новую, особую - Диктаторскую демократию!
  Диктатор изобразил мыслительный процесс, хотя мысленно уже подписал предложенный претором документ.
  - Хорошо, - согласился Цезарь, - иди и принеси мне бумагу. Будет им демократия. И да, - вспомнив об истинной цели визита претора, тепло улыбнувшись, сам себя оборвал Диктатор, - давай сюда свою штрафную ведомость. Подпишу.

  Претор, делая вид что спохватился, передал Диктатору свернутый в трубочку свиток.
  - А почему их тут две?! - недоумевая, оторвав глаза от бумаг, возмутился Цезарь, - И почему во второй так мало палочек и так много нолей?
  - Так это, - уклончиво начал свою речь Лепид, - легионеры каток просят.
  - Что просят? - задал вопрос Цезарь и недоверчиво нахмурился.
  - Каток. Для поднятия боевого духа, - умело оправдался Лепид и продолжил пояснять, - Для игры в хоккей... Олимпийская, кстати говоря игра. Уж очень они ее любят. С детства в нее играют. Но на песке, на коньках, не очень-то разбежишься. Коньки в песке вязнут. Поэтому просят ледовую площадку.
  - Что просят? - вновь переспросил Цезарь с еще большим раздражением.
  - Лед, - попытался объяснить Лепид на более понятном языке и еще больше запутался, - это такой твердый камень, залегающий высоко в горах. Один из новобранцев рассказал, что видел его, и даже пробовал скользить по нему на коньках. Он даже пытался спустить немного ледяного камня вниз - на равнину, но на равнине лед быстро превратился в воду. Поэтому так много камня нужно для ледового катка и поэтому так много нолей на моем папирусе.
  - Хм, - удивился Цезарь и, прищурившись, несвязно забормотал, - Я ведь тоже немного пробовал на коньках стоять. Я даже расстроился: что же я такой утюг, не могу никак, копытами шевелю там по песку, как корова ползаю, а они всю жизнь катаются! Конечно, тогда все хорошо, тогда у меня все хорошо.
  - Да ты не беспокойся, Гай, - обратился к Цезарю находчивый градоначальник, - ты главное пообещай и платежку мою подпиши. Все равно нам за два года не управиться и одной платежкой не обойтись. Доверься мне. Я-то знаю - главное начать. Сколотим небольшой деревянный загончик, и пускай себе думают, что кто-то там за ледяным камнем отправился. А сами пока в свой привычный хоккей на песке будут играть. А боевой дух поднимется! - торжественно заключил претор.
  - Надеюсь это все? - подписав обе бумаги, спросил у Лепида Цезарь.
  - Все, - радостно ответил претор, и не удержавшись, спросил, - Гай, в Риме ходят слухи, что когда ты придешь, то всех неимущих граждан переселишь из инсул в отдельные квартиры, - стараясь предвосхитить новые негодования Диктатора, Лепид, не делая пауз между словами, продолжил, - Я понимаю, что это не возможно. Времена Древнего Рима канули в лету вместе с Хароном, но римляне ждут от меня ответа. Что им сказать, Великий Цезарь?
  - Скажи им, что мне нужно 8 лет, и они все обретут покой в отдельной коробке, - громко рассмеявшись, ответил Диктатор и повернулся лицом к комнате, собираясь покинуть балкон.
  - Но твое консульство, если оно состоится, будет длиться 6 лет, Гай, - попытался крикнуть вслед уходящему Цезарю Лепид.

  «У меня своя арифметика», - загадочно улыбнувшись, мысленно отвечал претору Диктатор, удаляясь вглубь комнаты.

  На следующий день, Цезарь въехал в захваченную им область Пицен и направился к городу Авксим в сопровождении принцепса городского сената.
  Вдоль пыльной обочины, на всем протяжении пути, были установлены кресты с распятыми на них, захваченными в плен, воинами врага.
  Повсюду кипела работа. Подгоняемые кнутами рабы, сгружали с повозок сухие деревья и раскладывали их вокруг столбов.
  - А зачем они это делают? - поинтересовался Диктатор у принцепса, едущего в соседней колеснице, указывая рукой на рабов, суетящихся с охапками сушняка.
  - Мы будем их сжигать, - горделиво задрав подбородок, широко улыбаясь, ответил принцепс.
  - А разве не достаточно того, что их распяли? - сдвинув брови, продолжил допрос Цезарь.
  - Хочу отметить, - не меняя настроения, заявил принцепс, - я отделяю тех, кто вышел на честную битву (он жестом указал на столбы свободные от хвороста), от тех (и принцепс перевел руку на распятия обложенные деревьями), кто, используя определенные силы, пытается убедить общество, что «Сенатская Партия» - партия жуликов и воров. Это очень опасно. Иногда от того, что я читаю на стенах домов, мне становится страшно. Тех, кто это пишет, надо сжигать на костре. И складывается ощущение, что я должен перед кем-то оправдываться...
  Диктатор, не выслушав принцепса до конца, неожиданно громко расхохотался и прервал собеседника:
  - А не должен?
  Принцепс недоуменно посмотрел на Цезаря и не найдя никакого ответа предпочел промолчать. В этот самый момент, колесница Диктатора поравнялась с немногочисленной группой воинов. Не замечая процессии, дико хохоча, они что-то весьма бурно обсуждали. До ушей Цезаря донеслись едва различимые обрывки фраз, но среди них, он отчетливо расслышал упоминание своего родного предместья Субур. Остановив колесницу, Диктатор поднял вверх открытую ладонь, призывая всех шествующих в его колонне замолчать. Люди подчинились, лошади подчинились тоже.
  В полной тишине, слова, доносящиеся из уст самого веселого воина, судя по всему заводиле этой душевной компании, стали слышны отчетливее. «Да я заживо сжег бы собственными руками не только всех этих недоносков, но и весь Субур со всей его еб*ной бл*ть деревенщиной, или устроил бы этим животным еще одну блокаду! Чтобы они снова жрали казеиновый клей и известку со стен обгладывали», - громко сообщил воин и расхохотался, призывая толпу последовать его примеру. Компания воинов громогласно рассмеялась. По колонне сопровождения Цезаря пробежало тихое эхо ухмылок. А через минуту, все сопровождающие, включая самого Диктатора, громко хохотали посреди огромного поля. Не смеялись только распятые пленники, потому что им нечем было смеяться. Полуденное солнце и огромные слепни прекрасно справлялись со своей работой.
  Цезарь повернулся к принцепсу и, не скрывая улыбки приказал:
  - Доставишь ко мне всех этих шутников.
  - Как скажешь, - покорно ответил принцепс и жестом отправил к группе весельчаков одного из своих воинов.
  - Да, - тронув с места колесницу, продолжил разговор Цезарь, - так что там насчет "не должен", - прекрасно осознавая, что этим вопросом он поставит собеседника в еще больший тупик, Диктатор задал второй, или нет, целых три спасительных вопроса, - Обязательно их (указывая рукой на распятья) сжигать? Как это соотносится с моей новой демократией? Надеюсь, ты читал мое послание?
  - Читал, - не моргнув, твердо соврал принцепс, зная о том, что Цезарь сам никогда не читает того что пишет, - Очень даже соотносится, - снова соврал он и, так же хорошо памятуя, что бог любит троицу, решил соврать в третий раз, - именно руководствуясь твоим посланием, я и отдал приказание устроить эту показательную казнь.

  Начинало смеркаться. Вдоль пыльной обочины на всем протяжении пути, один за другим, вспыхивали факелы костров, облизывая кресты с распятыми на них воинами. Процессия, возглавляемая Цезарем, триумфально въезжала в Авксим. «Хорошая все-таки штука - эта моя демократия», - вглядываясь в счастливые лица жителей Авксима, думал про себя Диктатор, гордо задрав подбородок к небу.

  Председатель РАЙ-Кома Партии смотрел в потолок. На душе было как-то особенно светло и его лицо расплывалось в сонной улыбке. В предрассветной тишине он отчетливо слышал размеренный ход больших антикварных часов, спрятавшихся за стеклом огромного дубового шкафа. Разведчик по-прежнему улыбался и тихонечко прислушиваясь, отсчитывал секунды вслед за часами. Неожиданно для него, со стороны кабинета послышался плач Председателя колхоза, сопровождаемый падением на паркет каких-то предметов. Председатель РАЙ-Кома спокойно потянулся, спустил ноги с кровати и, нащупав босыми ступнями мягкие домашние тапочки, медленно побрел к источнику шума.

  Попав в свой кабинет, разведчик увидел своего приятеля, сидящего за столом и усердно растирающего сопли по заплаканному лицу. На столе, и частично вокруг него, валялись хаотично разбросанные любимые игрушки Председателя колхоза. Красная лошадка, лишенная правой передней ноги, лежа на полу и дико вздымала ноздрями, задыхаясь предсмертным храпом. Робот Валл-И, бросив своего любимого друга - плюшевого зайца с вывороченными наружу ватными кишками, лежал на животе и выписывал какую-то замысловатую спираль, упершись заводным ключиком в лакированную столешницу, и все норовил приблизиться к ее краю. Винни-Пух, одним пуговичным глазом поглядывая на Микки Мауса, плотно зажатого между обнявшей его весьма сомнительного поведения обезьянкой и повернувшимся к нему спиной Иисусом, безропотно притих, ожидая повторной экзекуции. Но главное, что успел заметить Разведчик, это маленькие, ламинированные прозрачным скотчем плакатики, анонсирующие неряшливый почерк Председателя колхоза. Плакатики были повсюду. Лежали на столе и полу со сломанными спичечными древками, острыми зубочистками впившись в спины и руки игрушечных манифестантов, разрывали их пластмассовую плоть, и разорванные, покрывали их тряпичные тела и деревянные головы.
  - Что тут происходит? - стараясь как можно снисходительней задать вопрос, спросил Председатель РАЙ-Кома у обиженного приятеля, разогнавшего митинг.
  - Они раньше времени выступили! - пронзительно пропищал Председатель колхоза, уткнувшись лицом в согнутые в коленях ноги, обхваченные для верности руками.
  - Кто? - задал наводящий вопрос Разведчик и поднял с пола маленький самосвал с прикрепленным на крыше плакатом «Мы живые люди, а не игрушки! Мы больше не станем молчать!»
  - Они! - и раздосадованный "подавитель митинга" не глядя махнул рукой, сбросив на пол заводного Валл-И.
  Робот упал на спину и, взвизгнув резко размотавшейся внутри него пружиной, затих. Кажется, Разведчик, наконец, понял, в чем тут дело и, подойдя к креслу, поставил протестный грузовичок на стол. Он прижал к себе обиженного друга  и почти прошептал:
  - Ну не стоит так расстраиваться. Ты вызови в суд их главарей, - успокаивающим голосом посоветовал Председатель РАЙ-Кома, кивая на растерзанные игрушки, - Суд накажет их по всей строгости закона. Вплоть до отрубания головы, - и вспоминая свой сон, разворачивая к себе голову Председателя, так, чтобы видеть его большие, красивые глаза, похвалившись, добавил, - Это демократия. Понимаешь? Не стоит из-за нескольких минут устраивать самосуд. Не демократично это.
  - Спасибо, - просветлев от счастья, поблагодарил товарища Председатель колхоза и, крепко обняв его за талию, прижался к теплому животу, - Спасибо тебе, за твою демократию! - повторил успокоившийся ребенок и, разомкнув объятья, побежал по направлению к коридору.

  Председатель РАЙ-кома проводил убегающего друга добродушным взглядом, поднял с пола несколько рукописных плакатиков и, положив их на стол, снял телефонную трубку. На другом конце провода послышался четкий поставленный голос, приветствующий Разведчика. Выслушав приветствие, Председатель РАЙ-Кома, спокойно сообщил в трубку:
  - Слушай, тут такая история. Я немного беспокоюсь за здоровье и безопасность нашего малыша, - усмехнувшись на слове "малыша", чекист монотонным голосом продолжил, - Так вот. Зайди ко мне и сделай пожалуйста так, что бы я больше не видел ни у себя в кабинете, ни в РАЙ-Коме вообще, ни где бы это ни было еще, этих игрушечных паникеров с плакатами наперевес.

  Положив трубку на аппарат, Разведчик еще какое-то время постоял у стола, наслаждаясь воцарившейся тишиной и спустя это какое-то время, длившееся ровно минуту, подошел к окну. Солнце, огромным полукругом возвышаясь над горизонтом, заливало своим розовым светом стены древнего здания РАЙ-Кома, небрежно роняя частички своей краски на пол кабинета, заглядывая в него сквозь оконное стекло. «Хорошая все-таки штука - эта моя демократия», - вглядываясь в расплывчатые контуры Ярила, думал про себя Председатель РАЙ-Кома, гордо задрав подбородок к небу.